Смерть родных и близких людей периодически заставляет нас задуматься о бренности земной жизни и смысле бытия. Прерывается обыденный ход событий, и на первый план выступают духовные вопросы. В этом смысле кончина гениального русского художника Ильи Сергеевича Глазунова повод для глубоких размышлений и подведения наших собственных итогов.
Вряд ли имеет смысл повторять общие места из биографии выдающегося современника. Его наиболее значительные картины известны не только в России, но и за рубежом. Сотни тысяч зрителей видели его художественные произведения в Манеже и на других выставках, не говоря уже об альбомах с репродукциями картин. О Глазунове снято несколько документальных фильмов, написаны биографические исследования, вышли десятки статей о нём на многих языках. В интернете есть сайты, посвященные различным формам творчества великого мастера, в том числе, о его персональной галерее в Москве.
Поэтому я расскажу о личных встречах с Ильей Сергеевичем. О том, что мало кому известно, но, возможно, представляет ценность для осмысления его многогранной натуры.
Моё знакомство с творчеством Глазунова началось примерно так же, как и у других граждан СССР периода его заката: через прессу, иллюстрации к книгам и выставки.
Став студентом Московского государственного института иностранных языков, в середине 1970-х годов я стал регулярно посещать центральные библиотеки столицы для работы над курсовыми и дипломными проектами. Однажды в «Некрасовке» я взял почитать для души ранние повести Федора Михайловича Достоевского. Как сейчас помню созданные на их основе Глазуновым художественные образы драматических героев: Неточки Незвановой, Настеньки, романтиков-мечтателей и бедных людей сумрачного Санкт-Петербурга. Тогда я сам увлекался живописью, и под сильным впечатлением от прочитанного сделал несколько рисунков.
Время от времени в центральной советской печати появлялись статьи о Глазунове с репродукциями его работ во Вьетнаме, Чили, а позже – в Никарагуа. Он часто выезжал за рубеж, где показывал свои картины и рассказывал о России. Большой резонанс получила его выставка в московском Манеже в 1978, где, наряду с давними работами в духе реализма, было выставлено новое монументальное полотно «Мистерия XX века». Здесь на фоне трагических событий послереволюционной эпохи высвечивалась фигура воскресшего Христа, Царя Славы. Мне не довелось побывать на этой экспозиции, но позже я внимательно изучил книгу с откликами о ней, подаренную мне самим художником.
Первая выставка Глазунова, которую я посетил, проходила в том же Манеже в 1986 году. Она тоже пользовалась сенсационным успехом. Чтобы попасть на нее, надо было отстоять длинную-длинную очередь. Однако ожидание того стоило! Перед глазами посетителей открывалось драматичное прошлое и правдивое настоящее нашей многострадальной Родины: образы первых русских князей, героев «Слова о полку Игореве» и Куликова поля, портреты Ивана Грозного и убиенного царевича Дмитрия. Рядом с этими хрестоматийными сюжетами соседствовали портреты членов семьи художника и некоторых выдающихся деятелей современности. Скандальную славу вызвали картины на советские темы: «Костры Октября», «На колхозном складе», «За ваше здоровье», которые были истолкованы критиками как диссидентские. Люди разных возрастов и взглядов горячо обсуждали картины Глазунова, хвалили их или ругали, но никто не оставался равнодушным. И тогда я понял, что Илья Сергеевич – настоящий идейный вождь нашего времени. Он публично говорит о том, что другие осуждают между собой робко или негласно.
Позже я узнал, что Глазунов стоял у истоков русских патриотических клубов и организаций, таких как Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (ВОПИИК) или движение «Память». Будучи по происхождению из благородной семьи с аристократическими корнями, он по зову крови тянулся к своим соотечественникам дореволюционных убеждений.
К тысячелетнему юбилею Крещения Руси в 1988 году, художник написал грандиозное полотно «Вечная Россия», где на одном холсте в соборном единстве было представлено 183 исторических образа. В первом ряду шли святые земли русской, озаренные нимбами – во главе с невинно убиенным царевичем Алексеем. Рядом с иконами Пресвятой Троицы, Богородицы и Георгия Победоносца были размещены портреты великих деятелей русской культуры: от Достоевского и Толстого до Чайковского и Рахманинова. В этом своеобразном «Русском марше» угадывались лица многих известных философов, государственных и общественных деятелей, царей и полководцев. Колонна как бы рассекала языческое прошлое, олицетворенное сценой свержения идола Перуна, и советскую действительность, представленную в виде хаотической демонстрации во главе с Лениным и Троцким. В центре всей композиции возвышался образ распятого Спасителя. А на горизонте, среди грома и молний исторических потрясений, торжественно возвышался Московский Кремль, подобный волшебному Китеж-граду.
Репродукция этой картины долго висела у меня на стене, и я молился перед ней, как перед иконой. В конце 1980-х годов я углубился в русскую историю, читал собрания сочинений классиков отечественной литературы, осваивал труды православных философов: от Николая Федорова до Алексея Лосева. Эти духовные поиски привели меня к отшельнической жизни в скиту под Москвой и каноническому воцерковлению. Потом я возглавлял философские кружки, которые стали основой московского творческого объединения «Собор». Оно занималось освоением и разработкой Русской идеи, в частности, идеологии соборности, о которой я написал несколько статей для российской и эмигрантской печати.
Эта моя научно-просветительская деятельность была замечена д.ф.н. Евгением Сергеевичем Троицким, основателем Ассоциации по комплексному изучению русской нации (АКИРН). В августе 1991 года он пригласил меня принять участие в одной из конференций Первого конгресса соотечественников в России с участием эмигрантов, где я впервые увидел Илью Сергеевича. Произошло это так.
В программе конференции, помимо её председателя Троицкого, среди первых были заявлены доклады знаменитых писателей, философов, деятелей культуры. Когда зал наполнился публикой, и пришло время открывать заседание, почётный президиум оказался полупустым, потому что некоторые знаменитости либо не смогли приехать в Москву, либо опаздывали по разным причинам. Волей Судьбы мне, тогда еще молодому ученому, предоставили слово третьим по счету. Я выступал с докладом по теме «Соборность в русской жизни», где кратко изложил основы правой, консервативной идеологии. Подводя итог, я огласил заключение:
«Итак: воцерковленная и укорененная в Боге личность; освященный брак; христианизация и преодоление партийной междоусобицы в общественной жизни; народная монархия и обновленная Православная Империя; вот что предполагает сегодня русская Соборность».
В этот момент в зал вошел знаменитый художник. Аудитория оживилась и послышались возгласы: «Глазунов! Глазунов пришёл…». Центр внимания сместился на него, и Илью Сергеевича тут же пригласили на трибуну. Я с почтением уступил место. Моему удивлению не было предела, когда всемирно известный деятель культуры начал свое выступление такими словами:
«То, что сейчас сказал Тулаев, совершенно правильно. Мы об этом давно уже говорили, но теперь это становится очевидным для всех». Позже я узнал, что реплика Глазунова не была случайной, просто он уже читал мою статью о соборности в патриотическом журнале «Вече», который издавал в Мюнхене его друг Олег Красовский. Заявленная мной тема, действительно, была очень актуальна. О соборности стали говорить многие церковные деятели, идеологи, а потом и политики.
По долгу службы в 1992 году мне пришлось уехать на несколько месяцев из России в Испанию. Там я продолжил свою научно-исследовательскую и творческую деятельность. Будучи в Мадриде, я попал на приём к советнику посла России Алексею Дементьеву, в связи с изданием в Севилье моей книжки об истории русско-испанских отношений. Выполнявший роль хозяина стал показать мне главные помещения и интерьеры нашего посольства. Оказалось, они были оформленны…художником Ильей Глазуновым. Это были эпические сцены на темы российской и советской истории.
С 1995 года я одновременно с преподавательской деятельностью издавал два журнала: сначала «Наследие предков», а затем «Атеней». Они привлекли внимание интеллектуалов нового поколения, но были известны также авторам советских патриотических изданий, таких как журналы «Москва», «Молодая гвардия», «Наш современник» и другие. Кстати в последнем, Илья Сергеевич печатал свои мемуары «Россия распятая», а я опубликовал программную статью «Россия и Европа», которая была переработанным предисловием к одноименной хрестоматии текстов по историософии.
Первая личная встреча с Глазуновым произошла в 2005 году, когда наш международный журнал «Атеней» пригласил в Москву выдающегося современного мыслителя и политолога Гийома Фая из Франции. Предварительно мы издали его книгу «Всемирный переворот» о новом американском империализме и устроили презентацию в Государственной думе. Каким-то образом новость о приезде Гийома Фая достигла Глазунова, и он пригласил через наших общих знакомых всю редколлегию «Атенея» вместе с иностранными гостями, сопровождавшими Гийома Фая, к себе в картинную галерею на улице Волхонка, между Кремлем и Музеем изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. Прием был достаточно приветливым: Илья Сергеевич сначала провел гостей по залам своего музея, рассказал о своем неоклассическом творчестве и консервативном мировоззрении, а затем пригласил на беседу за круглым столом. Гости из Франции, да и мы тоже были поражены роскошью интерьера и открыто имперскими взглядами художника. Воспользовавшись случаем, я выложил на стол свой журнал и подарил Илье Сергеевичу на память отдельные номера. Он с любопытством открыл пятый выпуск, где были материалы о квартире-музее Юрия Николаевича Рериха и, увидев фотографию Знамени Мира с символическим изображением Троицы, с сарказмом заметил. – «Это же масонство! Рерихи были масонами…». – «Меня интересует в данном случае научная и художественная деятельность сыновей великого художника, которые вернули в Россию наследие своего отца», – сказал я в свое оправдание. Глазунов не стал продолжать спор и перешел на другие темы, сохранив дружелюбный тон и общую расположенность к гостям. Во время беседы он не переставая курил сигареты, одну за другой, бросая окурки в стоявшую перед ним пепельницу.
Вскоре, в конце 2006 года, состоялся и мой первый домашний визит к великому художнику по его неожиданному приглашению. Его жилой дом находится в центре Москвы на Новинском бульваре, недалеко от посольства США. Это старинный двухэтажный особняк в стиле классицизма с крыльцом, украшенным львами. Когда я позвонил в дверь, меня у порога встретил сам Глазунов. «Для меня великая честь быть принятым Вами в личном имении», – начал я приветствие, выдержанное в дворянском духе. – «Это для меня большая честь принять Вас», – любезно ответил Илья Сергеевич. Он провел меня через мраморную лестницу, украшенную скульптурами и большими вазами, в одну из гостиных, и мы расположились за небольшим столиком. В самом начале беседы я поинтересовался у хозяина, откуда он знает про меня и мою деятельность? В ответ на это хозяин встал из-за стола и вынул из книжного шкафа мою книжку «Венеты: предки славян». «Знаете ли Вы, – сказал Глазунов, – что я первым из русских художников советского времени побывал на острове Рюген? То, о чем Вы пишете, я знал ещё из трудов Гильфердинга, Флоринского и других славянофилов».
Когда я попытался что-то рассказать о своих новейших исследованиях и научных интересах, Илья Сергеевич обратился ко мне с необычным предложением: перевести для него с испанского языка одну небольшую книгу об Авесте, священной книге ариев. Автору картины «Заратустра» нужно было, чтобы я принёс ему готовый перевод сразу после нового года, до которого оставалось всего несколько дней. Я деликатно попытался объяснить, что текст такой сложности невозможно перевести за два-три присеста, поэтому в предложенное время я могу сделать только краткий пересказ. Однако, такой ответ не удовлетворил Глазунова, и он перешел на другую тему. Он включил видео-магнитофон и предложил мне посмотреть документальный фильм о его творчестве. В это время в дверь позвонили и хозяин принял другого гостя: русского искусствоведа-мецената Аркадия Ростиславовича Небольсина из США, которого сопровождала Светлана Александровна Мельникова, давняя приятельница художника. И тут настала очередь удивляться Глазунову, потому что мы были знакомы с Аркадием Ростиславовичем с 1992 года, когда он любезно согласился передать своим друзьям пачку моих сборников «Россия и Европа», по тем временам уникальных.
Через год состоялась еще одна личная встреча дома у Глазунова. На этот раз инициатива исходила от меня. Я издал несколько новых книг, – «Родные боги в творчестве славянских художников», «Русский концерт Анатолия Полетаева», Франсиско Франко «Масонство», – и хотел подарить их художнику вместе со свежим выпуском журнала «Атеней», посвященным международной конференции «Будущее Белого мира». Позвонив Илье Сергеевичу по телефону, я попросил принять меня в удобное время.
Мы встретились 12 июня 2008 года в том же особняке на Новинском бульваре дом 13. Как и в прошлый раз, Илья Сергеевич любезно открыл мне двери, но по его внешнему виду было видно, что художник приболел: под глазами были синяки, а голос звучал хрипло. Несмотря на это, беседа была очень дружеской и теплой. Увидев книгу генералиссимуса Франко, Глазунов скороговоркой заметил: «Такая у меня уже есть. Я лично знаком не только с франкистами, но и с архитекторами мемориала в честь каудильо в «Долине павших». Сделав паузу он добавил: «А вы видели мой портрет короля Испании?».
«Да, великолепный парадный портрет… Я общался лишь мельком с королевской семьей на выставке в Севилье 1992 года, где демонтировался мой фильм о русско-испанских отношениях».
Затем Глазунов весьма внимательно рассмотрел несколько страниц альбома «Родные боги», остановив свое внимание на Андрее Клименко. «Вы знаете, что он мой ученик?». – «Да, конечно. Андрей мне неоднократно с уважением рассказывал о Вас и Ваших творческих отношениях», – «А почему Вы так настойчиво пропагандируете Константина Васильева?». – «Я один из поклонников его творчества и дружен с учредителями его музея в Алтуфьево».
Потом Илья Сергеевич взял в руки мою биографию Полетаева, перелистал её внимательно и сказал:
«Хорошо издано! Наверное, Вы могли бы написать и обо мне книгу?».
Это неявное предложение поставило меня в затруднительное положение. Я ответил также неопределенно: «Мог бы… А каковы Ваши условия?».
– Мы найдём средства для печати…
– Хорошо. А как Вы оцениваете мой авторский труд?
– Для Вас это большая честь.
– Разумеется, для меня это великая честь общаться с Вами.
На этой любезной ноте переговоры зависли, и хозяин перевел разговор на исторические темы.
Вы упоминали в одной из своих работ об Одоакре… А я своими глазами видел ему памятник в Австрии. Вы знаете, что на нем написано?…Инна! И-и-нна!!!», – стал громко звать свою жену Илья Сергеевич.
Ответа не последовало. И тогда Глазунов положил два пальца в рот и засвистел с такой силой, что посуда зазвенела. Через минуту к нам на первый этаж спустилась обаятельная, стройная женщина.
«Инна, читай вот это в слух», – и милая дама, присев на диван, смирно прочитала:
«В 476 году пал грозный Рим. С падением империи кончилась история Древнего мира и начались Средние века…Перед Вами памятник завоевателю Рима русину с острова Рюген Одоакру (Одонацеру), который правил вечным городом 14 лет»,
«Смотрите, – с восторгом воскликнул Глазунов, – вот фотография подлинной плиты с именем Одоакра, которую я получил от своих друзей».
Толстая книга, которую цитировал художник, оказалась вторым томом его автобиографии «Россия распятая». Передав мне его в руки, он достал первый том и надписал: «Дорогому Павлу Владимировичу Тулаеву, подвижнику, ученому, погруженному в историю великого славянского племени. Слава Руси! Ваш Илья Глазунов».
В этот момент Инна предложила нам чай, но я, сделав несколько глотков, набрался смелости и попросил Илью Сергеевича показать мне свой дом. К счастью, Глазунов сразу согласился. И уже через пять минут началась экскурсия по особняку, обставленному в стиле ампир.
Посмотрев приемную, библиотеку и несколько проходных комнат, на стенах которых висели картины классических художников, мы поднялись по мраморной лестнице, покрытой дорожкой, на второй этаж. Здесь, в центре просторного зала стоял длинный стол персон на сорок. Пройдя мимо него, мы оказались у стены, где висели фотографии предков Глазунова: прапрадеда Константина Ивановича Арсеньева, его бабушки Елизаветы Дмитриевны Флуг, дяди Константина Константиновича Флуг, другая бабушка Феодосия Федоровна Глазунова. Он с увлечением принялся рассказывать историю своего дворянского рода, имеющего большие заслуги перед Отечеством. Незаметно пролетели ещё полчаса нашего общения. И тут хозяину позвонили по телефону. «Ну вот, нам пора закругляться», – сказал усталым голосом Илья Сергеевич.
Поблагодарив сердечно художника за гостеприимство, я откланялся, и пошел к себе домой. По пути в моей голове постоянно крутилась мысль о том, как таинственным образом нас, деятелей русской культуры, связывает Судьба.
Подтверждением этому стало сотрудничество с двумя прямыми учениками Глазунова – Андреем Клименко и Романом Яшиным. С первым я подружился после выхода альбома «Родные боги», помог организовать художнику несколько крупных выставок, сделал о нем документальный фильм «Русь исконная в картинах Андрея Клименко». Второго ученика мне представил один из членов редколлегии «Атенея». Роман Яшин вел в глазуновской академии класс по копированию классических портретов, и сам был высоким профессионалом. Мы сделали ему частную выставку с достойной презентацией в музее Константина Васильева. С обоими художниками я поддерживаю дружеские отношения.
Что касается биографической книги о Глазунове, то я пытался вернуться к этой теме. В день 80-летия выдающегося художника я отправил ему по электронной почте поздравление с восторженной оценкой творческого наследия. В конце я просил Илью Сергеевича дать интервью журналу «Атеней» по случаю его юбилея. Однако ответа не последовало. А уже вскоре я вынужден был закрыть свой журнал по политическим обстоятельствам.
Последняя встреча с Ильей Сергеевичем состоялась уже после его смерти. 11 июля 2017 года все родственники, близкие, друзья и почитатели русского гения к 11 часам собрались в Елоховском Соборе Богоявления Господня для отпевания души почившего. Накануне желающие прощались с художником в Сретенском монастыре.
Просторный храм в Елохове с утра был полон скорбящих людей, сосредоточенных в молитве. Ближе всех к покойнику стояли сын художника Иван Глазунов, дочь Вера, внуки, вторая жена и помощница Инесса Дмитриевна…
Священник Тихон (Шевкунов) огласил соболезнование Патриарха Кирилла по случаю кончины великого деятеля культуры и патриота России. Начал богослужение. Храм озарился светом сотен горящих свечей. Отпевание шло строго по чину с церковным хором и длилась около двух часов. «Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего…», – эта постоянно повторявшаяся молитва глубоко вошла в сердце. Когда все пропели «Вечную память» и богослужение завершилось, священник объявил о посмертном награждении нашего выдающегося современника почетным орденом Преподобного Сергия Радонежского. Затем открыли общий доступ к гробу с покойником. Последний раз воочию мы видели лицо Глазунова, могли прикоснуться к его телу… В этот момент я прочувствовал христианскую истину о преображении человеческой души после смерти.
Выйдя на улицу, во двор Елоховского храма, я увидел во дворе много знакомых лиц. Среди них были: издатель и историк О.А. Платонов с дочерью Любовью, архитектор Зураб Церетели, философ А.Г. Дугин, художник Н.А. Детков, православная подвижница С.А. Мельникова и другие. В автобусе, следовавшем на Новодевичье кладбище, моё место оказалось рядом с Владимиром Николаевичем Осиповым, ветераном русского национального движения, основателем Союза христианского возрождения, с которым я знаком с начала 1990-х годов. Получасовой путь вылился в дружескую беседу.
На кладбище во время шествия траурного кортежа, с зажженными свечами и морем цветов, частично повторилась церемония отпевания с общими молитвами. Меня не покидало чувство, что я нахожусь в узком кругу избранных людей, для которых Россия – не пустое слово, а смысл жизни.
Наряду с такими знаменитостями, как поэт Андрей Дементьев, художник Александр Шилов, политолог и государственный деятель Алексей Пушков, здесь было немало учеников и выпускников Российской академии живописи, ваяния и зодчества, основанной Глазуновым в 1987 году. Разумеется, были газетные и телевизионные журналисты, снимавшие похороны на видео.
И вот наступил трогательный момент погребения. Дубовый гроб с телом покойника опустился в могилу. Вокруг стояли венки от родных, близких, коллег и государственных деятелей, включая президента В.В. Путина. Мы стали по очереди бросать на крышку гроба горстки земли. «Пусть земля тебе будет пухом», – говорят в таком случае.
Завершился земной путь Ильи Сергеевича Глазунова. Скоро душа новопреставленного перед Господом покинет этот мир, и перед нею откроется Вечность.
ФОТОХРОНИКА 2005-2017 ГОДОВ
Продолжение фотохроники: https://www.facebook.com/pavel.tulaev/media_set?set=a.1582873538449358.1073741870.100001801828038&type=3&pnref=story
