ATENEY - RUSSIAN INTERNATIONAL EDITION
Tulaev.ru

Атеней

Родовед

Евгения

English

Español

Deutsch

Polski

Français

Беларусь

България

Россия

Србия

Україна

Slovenija

India
LINKS
CONTACT
ARCHIVES
FORUM
Rambler's Top100

ВОЗВРАЩЕНИЕ ЮРИЯ ВЕНЕЛИНА

   Имя выдающегося историка-славянофила Юрия Ивановича Венелина (1802-1839), двухсотлетний юбилей которого мы недавно отметили, нельзя назвать забытым. Его научный вклад в славистику настолько значителен, что замолчать труды подвижника невозможно. И всё же, судьба его творческого наследия трагична. Выдающиеся исследования Венелина по истории древних славян, полные открытий и смелых гипотез, долго оставались в тени популярности знаменитых классиков, в примечаниях и высокомерных репликах ретроградов норманской школы. В чём причина такой несправедливости?

   Загадка восприятия наследия Ю.И. Венелина состоит в том, что его первая и наиболее известная книга «Древние и нынешние болгаре в политическом, народописном, историческом и религиозном их отношении к Россиянам» (1829), вызвала при жизни автора много споров и кривотолков. Она стала главным предметом внимания критиков и немногочисленных исследований, своего рода «притчей во языцех». Фундаментальный второй том «историко-критических изысканий Юрия Венелина», посвящённый преимущественно древней Словении, а также менее крупные по объёму труды, хотя и были изданы после кончины автора, в целом так и остались без должного внимания. Изучению богатейшего собрания сочинений пионера отечественной славистики посвятили себя лишь немногие учёные. По их стопам мы и последуем, чтобы сориентироваться в биографии Венелина и чудесном мире его открытий.
 

Начало жизненного пути

   Наш автор появился на свет в 1802 году, в селе Большой Тибаве (Nagy-Tibava) в Карпатских горах, получив при рождении имя Георгий Гуца (Georgius Hutza). Тогда это была часть Угрии (Венгрии), входившей в состав Австрийской Империи, а теперь – западная Украина. Сам историк считал себя по национальности Карпато-Русом. Фамилию Венелин (Венелович) и русское имя Юрий он принял уже в сознательные годы, когда уехал жить в Россию.

   Отец Георгия Гуцы был протоиереем (Vice-Archi-Diaconus) Верховины, и сын тоже захотел получить духовное образование. После окончания гимназии в городе Унгвар (нынешний Ужгород) он стал сначала воспитанником местной духовной семинарии, а затем в 1821 году учеником епископского лицея. Именно там Георгий впервые соприкоснулся с миром науки и углубился в древнюю историю. Философские предметы он продолжил изучать во Львовском университете, который тогда был одним из крупнейших культурных и религиозных центров Европы.

   В университете семинарист получил возможность слушать лекции лучших профессоров города, а в студенческой библиотеке читать оригиналы классиков мировой истории и литературы. Уже тогда его славянскую душу притягивали родные древности эпохи античности, а пытливый ум обращал пристальное внимание на «исторически спорные и тёмные места, требующие объяснения». Плоды просвещения так увлекли ум юноши, что он решил всю свою творческую жизнь посвятить наукам. Но для этого надо было отказаться от карьеры католического священника, и Георгий решился на этот дерзкий шаг. Вместе со своим двоюродным братом Иваном Ивановичем Молнаром юноша решил бежать в Россию, разорвав узы религиозных и семейных обязательств.

   В годы царствования Александра I Российская Империя вступила в период своего расцвета. Ещё свежи были в памяти славные победы над армией Наполеона, торжественные шествия казаков через Триумфальные арки Парижа и Санкт-Петербурга. Освобождённая Европа, подчинившись политической воле Священного Союза России, Австрии и Пруссии, горячо обсуждала решения дипломатических конгрессов по переделу мира. Взгляды аристократии с любопытством и ревностью обратились на Северо-Восток. Туда же, в либерально-монархическую, просвещённую, дворянскую Россию, стремилось сердце молодого Карпато-Руса.

   Его маршрут не был прямым. Сначала он хотел совершить морское путешествие через Триест (старословенский Тргесте), Стамбул (Константинополь) и Одессу. Но война на Балканах разрушила эти планы. Пришлось ехать другим путём с длительными остановками. Весной 1823 года Георгий Гуца с братом нелегально пересекает границу в Карпатах и прибывает в Кишинёв, а оттуда через год направляется в Москву.

   Здесь он и появился в 1825 году под именем Юрия Ивановича Венелина. В поисках работы беженец первым делом обратился к своему земляку, известному слависту и педагогу Ивану Семёновичу Орлаю (1771-1829), написавшему первую историю Закарпатья на русском языке. Тот принял просьбу юноши с пониманием, но посоветовал ему заняться «более благотворной наукой», а именно – медициной. Венелин вынужден был временно смириться с судьбой, и поступил на медицинский факультет Московского университета, где проучился ещё три года. В 1829 году он выдержал испытание на звание лекаря, но, в конце концов, оставил это поприще и, следуя зову души, полностью посвятил себя гуманитарным наукам.

   В студенческие годы Юрий Венелин проводил дни и ночи за изучением классических трудов и первоисточников на древних языках. Благо, что образование позволяло ему это делать. Кроме греческого и латыни, он свободно читал на немецком, французском, английском, итальянском, испанском, общался на мадьярском и волошском (румынском), не говоря уже о славянских языках. Ещё в библиотеке Львовского университета любознательный русин начал выписывать все ценные исторические сведения о славянах и родственных им племенах: из Страбона, Корнелия Непота, Тацита, Плиния, Кассиодора, Иордана, собранные в изданиях типа Monumenta inedita rerum Germanicorum. Особое внимание Венелин уделял истории Византии, выписки о которой составили целых пять тетрадей. Здесь были и его собственные переводы из хроник императоров, и фрагменты из византийских писателей, взятые из антологии Corpus historiae Bizantinae, и конспекты авторов нового времени – Гиббона, Шафа, Манхарта, Кера и прочих. Вместе рабочие тетради студента составляли своеобразную переносную библиотеку, тематическую «базу данных», если использовать современную терминологию.

   Вот как рисует портрет нашего автора его брат, лучше других знавший Юрия Венелина в молодые годы: «При крепком телесном сложении, он отличался и атлетическим сложением духа: мощный ум, глубина соображений, возвышающаяся до сильных поэтических восторгов, редкая способность сосредоточивать силы духа на один предмет и отвлекаться от всего окружающего, составляют внутреннюю его физиономию. Его трудолюбие и напряжённое размышление были удивительны. Он почувствовал в себе раннее призвание к истории, и как ни старался уклониться от сего пути, но внутренний голос возвратил его к нему, и возвратил навсегда» (1).

   Поскольку сразу поступить на какую-либо официальную должность по любимой специальности Венелину не удалось, он ради заработка устроился домашним учителем. Педагогическое поприще не было самоцелью, хотя среди его учеников встречались любопытные личности, такие как Константин и Иван Аксаковы – будущие идеологи славянофильства. Главное было то, что профессия частного преподавателя давала молодому учёному столь необходимое ему свободное время, которое он почти всецело тратил на исследования.

   Блестящее образование, хорошее воспитание и личные качества открывали перед молодым учёным двери гостеприимных домов России. Венелин бывал у историка и писателя М.П. Погодина, общался с А.С. Хомяковым, И.И. Срезневским, печатался в популярных периодических изданиях той эпохи: «Московский вестник», «Телескоп», «Отечественные записки», «Журнал Министерства Народного Просвещения» и пр.

   Всюду он привносил приподнятую атмосферу славянофильства. Через А.Ф. Вельтмана, исследователя древностей и будущего директора Оружейной палаты, Венелин мог повлиять даже на А.С. Пушкина, который именно в эти годы сочинил знаменитые «Песни западных славян». Cвой очерк «Песнь о полку Игоря» русский классический поэт завершает выписанной у Вельтмана цитатой по-словенски: Kar gospoda stori krivo, kneti morjo plezhat zhivo (Коли барин строит криво, то мужик исправит живо). (2)

   В устных беседах Венелин часто выражал обоснованный протест против господствовавшей тогда в Европе немецкой критической школы. Как знатока первоисточников и многих достоверных данных о древних славянах его возмущал упорный монополизм норманистов-западников, тормозивших своим сословным высокомерием развитие отечественной науки. «Они одни овладели всею славой европейского мира; все славные дела новой истории Немцы относят к одним себе», – досадовал наш славянофил. При этом он ссылался для аргументации на свой неизданный архив, опубликовать который у него не было средств.

   Венелину вызвался помочь М.П. Погодин, академик Петербургской АН, издатель «Московского вестника» и «Москвитянина». Этот корифей старой школы не только с вниманием выслушал аргументы молодого романтика, но убедил его оставить медицину, чтобы тот в своих печатных трудах «сообщил учёному свету отважные и оригинальные гипотезы о славянах и их именах» (3).
 

Первая книга

   Подготовка первой книги заняла около года. Поскольку до этого Ю.И. Венелину не удавалось публиковать свои крупные сочинения, он собрал в один том всё, что касалось темы прямо и косвенно. Поэтому монографию «Древние и нынешние болгаре» (1829) не следует воспринимать как историю одного народа. Фактически этот первый том был посвящён обзору древнейшей истории восточных славян в целом.

   Венелин исходит из общей посылки, что славяне – старожилы в Европе, наравне с греками и римлянами. Более того, он утверждает, что становление славянского народа как ствола предшествовало развитию греков и латинов как ветвей. Во времена расцвета Афин и подъёма Рима «славяне уже в полной мере разделены были на племена». Они назывались тогда другими именами, например скифами, готами, вандалами. Болгары, по его мнению, были также одним из восточных славянских племён, получивших своё название от реки Волга (Волгари). В западную Европу они явились под именем гуннов, во главе со своим великим вождём Аттилой, который силой и мудростью завоевал необъятные земли от Волги до Сены, заставив римлян дрожать от страха. В заключение автор анализирует «военно-политическую роль, которую играла Россия (Болгаро-Россия) в Европе в правление Аттилы, и перевес её над прочими государствами».

   Вот это отождествление многих восточно-европейских племён со славянами, русами, где было видно желание автора прокомментировать древние события через призму современности, и вызвало критический протест у лидеров академической школы. И они отчасти были правы. В патриотическом пылу Венелин называл гуннов – «сынами Руси», Словению – «Адриатической Украиной», Меровингов – «Мировичами», а Аттилу – «Русским Царём».

   Значит ли это, что метод автора сводился к русофильским эпитетам и славяномании? Нет, не значит. Позже автор признавал сам, что глава об Аттиле наиболее слабая в его книге. Он писал, что в первом томе его изысканий «очень многое не вполне развито и что можно сказать ещё очень многое в оправдание и объяснение всего этого» (4). А о своём собственном понимании метода, родившего в полемике с западнической школой, он сказал следующее: «Я далёк от того, чтобы подобно сим учёным, наоборот приписывать всё Славянам. Как Историк я не принадлежу ни к одному племени земного шара. Признаюсь, что в сей Готской или общей Германской кутерьме скрывается и значительная часть Дойчерских племён. Надобно только попотеть в изысканиях, чтобы определить им надлежащее место и в истории, и в Германии. Я здесь изложил только общие черты или главное основание. Прочие же подробности объяснит дальнейшее исследование» (5).

   Такая возможность, к счастью, была предоставлена Судьбой. С.Т.Аксаков, отец прославленных учеников и воспитанников Венелина, выхлопотал ему научную поездку на юг Европы. Она была оформлена как официальная командировка Имперской Российской академии, «с Высочайшего Государя Императора дозволения». На государственное пособие молодой автор, ставший к тому времени уже известным как славянофил-полиглот, отправился в учёное путешествие. Цель этой уникальной археографической поездки состояла в том, чтобы «обозреть по возможности все хранящиеся в тамошних монастырских и других библиотеках печатные книги и рукописи на Славянских наречиях и на языке Молдавском, Волошском и Греческом» (6). Он должен был собирать памятники народной словесности, отыскивать неизвестные летописи, делать снимки с наиболее ценных рукописей. Ему также было поручено выучить досконально современный болгарский язык с целью написания грамматики и небольшого словаря.

   С поставленными задачами Венелин справился успешно. Собранная им во время путешествия 1830-1831 годов коллекция из 66 грамот и 20 снимков, в том числе в архивах и библиотечных фондах Бухареста, была передана в Российскую Академию. «Грамматика нынешнего болгарского наречия» была окончена в 1835 году. К печати, правда, её не приняли, несмотря на положительный в целом отзыв академика А.Х. Востокова. Остальные труды были изданы позже, уже после смерти автора. «Влахо-Болгарские или Дако-Славянские грамоты, собранные и объяснённые Юрием Венелиным», вышли в свет в 1840 году, а «Болгарские песни из сборников Ю.И. Венелина» были опубликованы в 1855 году.

   Чтобы понять причины болгарофилии нашего автора, необходимо учитывать тот исторический фон, на котором происходили его, казалось бы, далёкие от современности исследования. К началу XIX века Балканский полуостров и его северные границы находились под властью Османский Империи. Мусульманское иго вызывало протест у покорённых сербов, хорватов, болгар, греков, румын и молдаван. Но самостоятельных сил этих народов было недостаточно для полного освобождения. На северо-востоке у них был только один сильный союзник – Российская Империя. Её существование было причиной постоянных турецко-русских конфликтов в районе Причерноморья.

   Очередная война между мусульманами и христианами разразилась в 1828-1829 годах, как раз когда Ю.И. Венелин завершал свою книгу о болгарах. С целью миротворческий миссии в Греции, где началось освободительное восстание, соединённая эскадра России, Англии и Франции разгромила турецко-египетский флот. В ответ на объявленную султаном «священную войну» русские войска форсировали Дунай и овладели Варной. В июне 1829 года они перешил через Балканы и заняли Адрианополь, недалеко от проливов. Чтобы не потерять Стамбул (Константинополь) мусульмане вынуждены были подписать мирный договор и пойти на большие уступки. По Адрианопольскому миру за Россией помимо Крыма, присоединённого к Империи ещё в 1783 году, было закреплено устье Дуная и Черноморское побережье Кавказа от Анапы до Поти. Проливы Босфор и Дарданнеллы отныне стали свободными для проплыва русского торгового флота. Греции была предоставлена самостоятельность, а Молдавия, Валахия и Сербия получили расширенную автономию.

   Болгария не получила подобных прав, но внутренние порядки в стране были несколько смягчены. В частности, её жители получили право свободно эмигрировать в Россию. В 1829-1830 годах началось массовое переселение болгар в южные районы империи, в частности в Одессу и Кишенев, где Венелин завёл свои первые знакомства с беженцами. В самой стране набирало силу национально-освободительное движение, готовившее почву для будущей независимости страны. Вот почему образованного и хорошо разбиравшегося в балканских проблемах русина послали в научную командировку.

   Деятельность учёного вызвала у болгар большую симпатию. В знак глубокой признательности Ю.И. Венелину за то, что он сделал для их народа в области истории, фольклористики и языковедения, балканские беженцы сложили ему при жизни оду, а после смерти – поставили памятник на могиле в Даниловом монастыре с трогательным посвящением: «Он первый напомнил свету о забытом, но некогда славном и могущественном племени Болгар и пламенно желал его возрождения. Господи, услышь молитву раба Твоего» (7).

   Не будем забывать также о том, что именно на деньги болгарских подписчиков хранители авторских рукописей смоги издать (общим числом 319 экземпляров) вторую книгу Венелина, ту самую, перепечатку которой мы предлагаем вашему вниманию. Из-за этой прозаической причины самостоятельное исследование Юрия Венелина «Древние и нынешние Словене» впервые было отпечатано не как отдельная монография под собственным именем, а как второй том историко-критических изысканий автора, продолжающий первую книгу. Сей парадокс был документально закреплён в Приложении, где упомянуты поимённо все «попечители ревнителей Болгарской славы, благоволившие подписаться на 2-й том исследований г-на Венелина и содействовавшие его изданию» (8).
 

«Древние и нынешние Словене»

   Не всякий читатель любит, когда ему комментируют книгу, которую он держит в руках. Многие пропускают предисловия «за ненадобностью» или просматривают их без особого внимания. Поэтому, приступая к анализу исследования Ю.И. Венелина о словенах, мы рассчитываем на прозорливость учёной публики. И всё же, есть вещи, на которые стоит обратить особое внимание.

   Прежде всего, заметим, что такой фундаментальный труд не мог появиться внезапно. Ему предшествовали научные исследования, конспекты и переводы, многочисленные неопубликованные работы. Помимо древних греческих, римских и византийских авторов, Венелин изучил все доступные ему словенские грамматики, труды выдающегося словенского филолога Е. Копитара, иностранного члена-корреспондента Санкт-Петербургской Академии Наук, занимавшегося исследованием древнеславянских памятников в Вене, его соотечественника историка А. Линхарта, этнографические сочинения серба В. Караджича, хорватского археолога М.П. Катанчича, словака П.И. Шафарика. От критически проштудировал также издания таких немецких авторов, как Байер, Шлецер, Гердер. Ко всему прочитанному Венелин присовокупил незаурядный опыт лингвиста и путешественника, что позволило ему сделать широкие обобщения.

   Предварительная подготовка книги была начата автором ещё в 1834 году, вскоре после того, когда он получил титул Действительного члена Общества Истории и Древностей Российских [1833]. Она продолжалась с перерывами в период его работы на должности инспектора классов Московских училищ (1836-1838). Однако неожиданная смерть Ю.И. Венелина 26 марта 1839 года прервала работу.

   Одиночество, напряжённая работа днями и ночами, безучастие окружающих, бедность и тяжёлый внутренний конфликт, из-за которого он чувствовал себя, как на чужбине, в конце концов, привели к развитию сердечной болезни. Когда у Венелина наступил очередной кризис, он направился в Университетскую клинику, но там для него не оказалось свободных мест. По возвращении домой больной упал на пороге своей комнаты, поражённый ударом. Спустя ещё несколько часов, перед самой заутреней Светлого Воскресения, он скончался на руках своего брата.

   И.И. Молнару, ставшему хранителем архива Венелина, пришлось завершать брошенную монографию. Он не только подготовил к печати готовые рукописи, но включил в издание всё, имеющее прямое отношение к Словенам, дополнив изначальную версию почти на сотню страниц. Он же довёл до требуемого качества незавершённую карту Словении. Иван Иванович, как никто другой, понимал значение уникального труда своего родственника и единомышленика, почему и назвал в предисловии вторую книгу Венелина «одним из глубокомысленных творений Русской учёной литературы» (9).

   Полный титул книги «Древние и нынешние Словене в политическом, народописном, историческом и религиозном их отношении к Россиянам. Историко-критические изыскания Юрия Венелина. Том II». Название перекликается с первым томом, но в качестве предмета внимания охватывает «Дунайские земли Словен». Издание типографии Московского университета общим объёмом в 326 страниц имеет великолепный гравюрный портрет автора, краткое предисловие М.П. Погодина, очерк И.И. Молнара «Черты из частной и учёной жизни Юрия Ивановича Венелина» с необходимыми комментариями, вложенную карту «Словениии, или Дунайских земель в продолжение первых IV столетий». На титульной странице тома указан 1841 год, а биографический очерк помечен 1846 годом. Это значит, что издание либо задержалось, либо задумывалось как продолжение тома, подготовленного самим автором.

   В России это было первое исследование, посвящённое истории словенцев. Нынешняя Словения входила тогда в состав Австрийской Империи, и современники не выделяли проживавших там славян в особую этническую категорию. Венелин, сам родившийся на восточной окраине этой империи, первым обратил внимание на то, что словенцы, искусственно разделённые границами тогдашних государств, вместе составляют единый народ. Из истории автору было известно, что вся Штирия, Хорутания, южная часть Австрии, часть Тироля и вся задунайская Угрия, – были заселены Словенами (он упустил из внимания только группу венецианских словенцев, проживавших в Горице и Адриатическом Приморье). Он знал также о том, что словенцы были автохтонными жителями Паннонии и Восточных Альп, в отличие от пришедших позднее на Балканы хорватов и сербов. По мнению Венелина, часть словенцев была вытеснена с исконных территорий за Дунай на север, где они оформились в субэтнос под похожим именем Словаки.

   Попытка определить родственные связи между отдельными европейскими племенами не означала, что автор валил без разбора в одну кучу всех славян. Венелин разделял родовое имя славяне и видовое словене. Он понимал разницу между славянским языковыми группами не хуже, чем его оппоненты. Он писал: «Наречие словен отличается от всех других славянских наречий; словенин не есть ни чех, ни серб, ни поляк, ни кроат, ни по имени, ни по наречию, ни по одеянию, ни по нравам, ни по истории» (10). Просто исследователь-славянофил, в отличие от немецких критиков, сознательно вносивших раскол в славянский мир, стремился отметить то, что объединяло наших предков.

   Именно Ю.И. Венелин впервые ввёл в литературу само название будущей страны Словения, тогда ещё не существовавшей на политической карте мира. За десять лет до словенского поэта И. Весел-Косески, упомянувшего это имя в оде по случаю приезда в Любляну австрийского императора Фердинанда I, русский историк пророчески обосновал это будущее политическое и географическое название. «Если бы в нынешнем 1834 году нужно было назвать часть упомянутых стран и самоё иллирийское королевство по имени их обитателей, то должно бы назвать их Словениею, Slowenenland, la Slovenie», – писал Венелин во вводной части книги (11).

   Этот точный политический прогноз показывает не только прозорливость автора, которому должны быть благодарны, прежде всего, жители нынешней Словении, отметившей недавно 10-летний юбилей своей независимости, но и значение фундаментальных исторических исследований в целом. Как могла бы измениться европейская политика России, если бы она учитывала хотя бы наиболее очевидные факты родства славянских народов? В связи с этим напомним анекдот из истории конгресса Священного Союза, проходившего в 1821 году в Лайбахе (так тогда именовалась Любляна). В ходе государственных переговоров, проходивших на немецком языке, дипломаты из славянских стран вдруг обнаружили, что могут объясняться друг с другом на родных языках.

   Глубокие знания позволили автору выстроить собранные археологические и литературные факты в логичную модель развития. После общего обзора энциклопедических сведений о Словении, её географии, народонаселении, языке и введения в библиографию, Венелин сформулировал свою хронологическую схему. Он разделил историю словен на четыре большие эпохи: 1) Кельтскую, т.е. в которой они покрываются Кельтским мраком, или молчанием; 2) Римскую, т.е. под владычеством Римлян: от Августа до Аттилы – от Р.Х. до 450 г.н.э.; 3) Русскую, от Аттилы до Карла Великого – 450-800 гг.; 4) Франкскую, а вскоре Немецкую – от Карла Великого до XIX века. Все названия эпох условны, ибо они отражают авторское понимание исторического процесса, однако они в данном случае не хуже таких расплывчатых понятий, как «античность» или «средние века».

   Далее автор описывает старинные регионы и населявшие их племена: Венецию, Карнию, Истрию, Паннонию, Норик, Рецию, Винделицию, Далмацию, Иллирию. Он пишет, что коренными жителями Словении были венеды (венеты, венды), показывает родственную связь вендов-славян с вандалами. В этом важном вопроссе автор «Древних Словен» в целом продолжал линию М. Ломоносова, В.Татищева и Я.Потоцкого, хотя он не отождествлял генетов, потомков Энея из Трои, с балтийскими вендами. Не скатываясь к упрощённым выводам типа «этруски – это русские», Венелин показал также родственные связи ретов (ретийцев, резян) и словен, на которую позже обратили внимание И. Срезневский и И. А. Бодуэн де Куртене. В параграфе «Germani у древних не Немцы», автор легко доказывает очевидное: Германией всегда называлась территория, где проживали многие славянские племена, в частности, давние предки нынешних лужицких сербов.

   Имперские войны Рима на севере показаны Венелиным как поэтапное завоевание Словении (1-я, 2-я и 3-я Словенская война). Здесь принципиально важна сама перемена точки зрения, чтобы отучить читателей, воспитанных на «Записках о Галльской войне» Юлия Цезаря, смотреть на самих себя глазами оккупантов. Автор показывает, как некогда свободная страна, управляемая племенными жупанами (от славянского «пан» – господин), сумевшая выставить войско в 180 тысяч человек (!), стала после поражения римской провинцией.

   Историческая картина особенно ясно предстаёт перед глазами, когда изучаешь карту «Дунайских земель». Непривычно видеть многочисленные племена вендов, ванов, ретов, карнов, бойев, паннонцев, кроатов и прочих славян, разделённые не политическими границами, а лишь горными вершинами и реками, по которым часто и давались имена. Подобную карту расселения родственных племён Карантании (средневековой Словении) в эпоху до Карла Великого составил Антон Линхарт, автор книги «Versuch einer Geschichte von Krain und der urbiger sudlichen Slaven Oesterreichs» (1788). Для ясности он надписывал в соответствующих местах карты «Slavi seu Vinidi» – «Славяне суть Виниды».(12)

   Большое значение Венелин придавал доказательству соответствия между скифами и русью. Он указывает на общность их территории, на схожесть антропологических типов (скифы были светловолосыми и голубоглазыми), а в дополнение к этому приводит цитаты из средневековых авторов: Никиты Хонийского о «Руси, которую и Скифами именуют» и Льва Диакона о «Тавроскифах, на их языке Росами называемых». Более того, автор утверждает, что скифы накануне первого Вселенского Собора в IV веке уже имели христианскую церковь и послали в Никею своего епископа, подписавшегося под именем Ros (Рус). Потому и крещение князя Владимира с дружиной состоялось не в Киеве, а в Херсонесе; а крещение Руси было не в 988 году, а в 862 году от Р.Х. По этой же причине Анна Комнена (Anna Comnena) называет Изяслава Киевского и Олега Тмутараканскаого скифами, а галичских князей именует Тавроскифскими (13).

   В книге «Древние Словене» содержится много интересных автографов и фактов о письменах. Вдохновлённый криптографическим опытом предшественников, учёный-полиглот принялся расшифровывать с помощью славянских языков древние надписи этрусков и ретов, которых он считал предшественниками словенцев. О качестве перевода и комментариев можно спорить, но факт наличия у наших предков докириллической письменности (в том числе – более древней глаголической) у читателей Венелина уже не вызывает сомнения. Кирилл и Мефодий не изобретали Славянских письмён, а только восстановили то, что было до введения латинского Богослужения в Славянских племенах (14), – таков один из авторских выводов. После публикаций А. Черткова и Е. Классена в России, Р. Пешича – в Сербии, лингвистических исследований М. Бора о венедском и славянских элементах в этрусском письме, а также новейших криптографических открытий в долине Валькамоника (север нынешней Италии) и Каменной могиле (Украина), краткие реплики Венелина кажутся ученическими. Но первые шаги всегда делать тяжелее, чем следовать проторённой дорогой.

   Перечень богов древних славян, списанный с «Ономастикона» М. Похлина XVIII века, и комментарии к нему Венелина тоже представляются на первый взгляд наивными. Однако специалист при внимательном изучении заметит здесь много ценных деталей: Аполлон – сравнивается с Белёном, считавшимся прежде кельтским богом; Сейвина – напоминает нам поморскую Сиву; Эхо – имеет славянское имя Ogglasuvavka, Фортуна – это Среча, то есть Судьба (Удача); Марс – сравнивается с Тором и Ладоном; Минерва имеет вполне русскую аналогию – Модрица (не наша ли это Мудрёна, воплотившаяся в Василису Премудрую?), Pan – это Пан, он на иностранные языки не переводится и т.д. и т.п. Стараясь осмыслить значение этих и других славянских богов, Венелин делает общий вывод о мировоззренческом дуализме, господствовавшем на определённом этапе развития наших предков. Согласно такой философии, не только добро (Белен, Белбог), но и зло (Чарт, Чернобог) объективно необходимы для жизни, и борьба между данными полюсами происходит не внутри человеческого ума, а в основах самого мироздания. Некоторым «умникам» и этих открытий мало, ибо им достаточно одного Бога, на все народы и все времена.

   Да, у Венелина много спорных фактов, есть гипотезы, требующие дополнительной проработки, есть натяжки и неточности, есть даже – о, ужас! – ошибки. Однако творческий поиск в науке всё равно лучше, чем застойные клише в духе «призвания варягов» или «матери городов русских».

   Давая общую оценку книги «Словене» И.И. Молнар написал: «Последующие труды учёных покажут, до какой степени важен был труд Венелина, труд исполненный любви к Славянству и благородного самоотвержения для науки. Конечно, немногие понимают необходимость и пользу критических изысканий времён, предшествовавших образованию государства Варягами-русью, но искреннее одобрение сих немногих и их сочувствие высокому стремлению в душах самоотверженных стоит выше рукоплесканий толпы» (15).
 

Прочие труды Венелина и его оценка

   Мы разобрали очень коротко две наиболее крупные публикации Ю.И. Венелина. Но написанных трудов у него было, как изданных, так и не изданных, гораздо больше. В списке его авторских сочинений, прилагаемом ко второму тому «изысканий» упоминается 66 названий. Наиболее значительные из них разбираются в обстоятельном описании «Бумаги Ю.И. Венелина, хранящиеся в библиотеке Императорского общества истории и древностей Российских» Е.И.Соколова (16), напечатанном в 1898 году. Не претендуя на анализ этих сочинений, перечислим те из них, которые мы ещё не называли, но которые стали доступными, благодаря его друзьям и последователям.

   Одним из первых был опубликован очерк Ю. Венелина «Скандинавомания и её поклонники» (1842), посвящённый критическому разбору норманской теории. В нём доказывается славянское происхождение Варягов-Руси, которые пришли в Новгород из владений вендов в Балтийском поморье.

   В 1846 году в Чтениях Императорского общества истории древностей Российских при Московском ун-те была издана брошюра Ю. Венелина «Окружные жители Балтийского моря, то есть Леты и Славяне». Она соединила вместе два этнографических очерка: первый – о латышах, литовцах и прусах, а второй – о поморах и Балтийской Славонии. В обоих, помимо географического описания, имеются языковые и мифологические изыскания.

   В следующем году там же были изданы «Мысли об истории вообще и русской в частности». Они содержат некоторые обобщения фактов и размышления о методологии, которые автор, вероятно, систематизировал при подготовке задуманного курса для университета. Среди его оригинальных, независимых суждений было неприятие монархического метода Н.М. Карамзина. «Нам после Истории Государства Российского нужна ещё и история русского народа» (17), – шутил по этому поводу Венелин.

   В 1848 году в серии Императорского общества истории древностей было опубликовано сочинение Ю. Венелина «О нашествии завислянских славян на Русь до Рюриковых времён», показывавших родовые связи наших предков, которые расселились от Лабы до Волги.

   В том же году типография Московского университета выпустила сборник нашего автора, включавший три самостоятельных очерка «О готах», «Об обрах», «О споре между Южанами и Северянами на счёт их россизма». Первые два продолжали этнографический обзор варварских племён, а последний – разбирал актуальную по сей день проблему этнических противоречий между украинцами и русскими.

   П.А. Бессонов подготовил и опубликовал в 1855 году два объёмных тома «Болгарских песен из сборников Ю.И. Венелина», сопроводив их своей биографией. Вступительная статья самого автора о песенном фольклоре древних славян имеет самостоятельное значение.

   Среди неизданных трудов по филологии, описанных Е.И. Соколовым, упомянем, прежде всего: «Грамматику нынешнего болгарского наречия» (1834) на 387 страницах в переплёте; «Конспект преподавания истории славянского языка и литературы» (1834) на 18 страницах; статью «Об украинском правописании»; «Мысли об изящном и критическом разборе Н. Карамзина о Дмитрии Самозванце» (64 стр.).

   Есть у Венелина педагогические размышления «Три рода способностей» и «Нечто об общественном воспитании». Есть сатира в форме «Сказки о том, как калачи пекутся, да статьи пишутся» и пародии на физическую теорию света (она написана на основе юношеской диссертации Венелина De calore animale 1828 года).

   Среди статей по исторической и современной географии: «О древних славянах», «О географической номенклатуре», «Опыт идравлической географии», «Топографическое обозрение Дунайской долины» (включая наброски к картам), «Окружные жители Варяжского моря», «О мореплавании и торговле России в XI веке по известиям Византийцев».

   В серии этнографических и исторических очерков: «О нравах и обычаях сербов», «О характере народных песен у славян Задунайских», «О песнелюбии славян Закарпатских (Словаков)», «Политическое состояние Европы Рюриковых времён и разбор записок Юлия Цезаря», незавершённый разбор труда Шафарика о происхождении славян, небольшие статьи о варягах, этрусках, гуннах, монголах, критические заметки, конспекты, выписки, записи народных песен, поверий и пословиц.

   Заметную часть архива Венелина занимают письменные переводы с латыни, греческого, немецкого, польского, преимущественно на исторические темы. Это материалы по казачеству и биографии его любимого героя Богдана Хмельницкого, куда помимо отдельных фрагментов, следует отнести объёмное переложение «Истории десятилетней войны казаков с Поляками» Самуила Грондского (155 страниц). Фрагмент из него был опубликован в 1836 году «Журналом Министерства Народного Просвещения». Это также девять глав из латинской книги Якова Рейтенфельса с описанием Московии эпохи царя Алексея Михайловича (1680). Это Путешествие Кухарского, профессора Варшавского университета, изданное в оригинале по-немецки. Прочие переводы, такие как «Краткое обозрение всеобщей истории» (157 страниц), фрагменты из «Энеиды» Вергилия и «Готики» Иордана, можно считать ученическими, но нельзя не учитывать при общей оценке личности нашего подвижника.

   Время от времени Венелин вёл частный дневник, где есть страницы, посвящённые его путешествию в Бессарабию и московским встречам. Большой документальный интерес представляет его официальная и личная корреспонденция: с президентом Российской Академии А.С. Шишковым, библиотекарем Академии П.И. Соколовым, деятелями болгарского возрождения В.Е. Априловым и П. Палаузовым, с такими русскими учёными, как И.И. Срезневский, С.Т. Аксаков, М.П. Погодин, а также лицами духовного звания.

   Несмотря на весьма богатое наследие, заслуживающее полного издания, Ю.И. Венелин не был принят академическим сообществом столицы и не стал классиком славяноведения. Одной из причин такого недоразумения было холодное, если не сказать отрицательное отношение к нему ведущих авторитетов того времени. В русине, приехавшем из Закарпатья, они видели лишь одарённого провинциала и дилетанта, который со временем может составить им конкуренцию. В этом смысле судьба Венелина чем-то напоминает драму Гоголя и Шевченко, гениальных писателей, попавших из тёплых и уютных городков «неньки Украiны» в студёные просторы северных столиц.

   М.П. Погодин, хотя и принял славянофила-романтика, морально помог ему на этапе подготовки первой книги, в целом отнёсся к нему высокомерно. Академик считал, что Венелин слишком сильно увлекается, многое даёт безотчётно, в виде догадок и гипотез. «Он задумал совершить революцию в истории средних веков. Войско у него прекрасное, но построено оно плохо» (18), – пошутил как-то о своём госте Погодин.

   Скорее всего именно поэтому Российская академия отказалась печатать тщательно составленную Венелиным грамматику болгарского языка, филологический факультет Московского университета не дал ему кафедру для чтения подготовленных лекций, а в научно-археологическую командировку по северным и западным землям славян направили сначала молодого и неподготовленного О.М. Бодянского (в 1837-1842 годах), а затем более опытного, обстоятельного, но узко специализированного на филологии И.И. Срезневского (в 1839-1842 годах).

   Первый стипендиат так не достиг Словении, задержавшись из-за болезни на целых два года в Вене и Силезии. Второй – проезжал Словению весной 1841 года по пути из Вены в Загреб. Его душевные письма к матушке, написанные в форме путевых заметок, и любопытная этнографическая статья, составленная по итогам посещения Резии, по своему научному значению несопоставимы с фундаментальным исследованием «Древние словене». И. Срезневский, состоявший в переписке с Венелиным, мог знать отдельные его идеи и гипотезы, вероятно был знаком c первой книгой, но второй том (1841), вышедший уже после смерти автора, он прочитать мог только после возращения из командировки.

   Поэтому именно Измаила Срезневского словенцы восприняли как первого русского учёного, заинтересовавшегося их страной. Его тепло приняли в Любляне и небольших посёлках Каринтии, которые он обошёл пешком. Поэт Франц Прешерн при встрече вручил русскому гостю книгу с поэмой «Крещение при Савице», сопроводив её дарственной надписью, а Срезневский, в свою очередь, признал за ним первенство в словенской литературе, что записано в его дневнике.

Кому тосты подымаем?
Кому здравицу поём?
Храни Бог родную землю,
И славянский мир кругом.
Всех славян
Братских стран,
Славной матерью,
Кто дан.

   Эти строки из «Здравицы» Фр.Прешерна (19), ставшей национальным гимном, были написаны позже, в 1844 году. Они не были посвящены какому-либо одному славянину, а отражали общенародный настрой того времени, когда Словения стремилась к независимости от Австро-Венгрии. И были… запрещены цензурой.

   Революционный 1848 год, названный историками «весной народов», принёс пробуждение славянскому миру. В Праге состоялся исторический конгресс, собравший около 300 делегатов из братских стран, за которым последовал большой съезд в Москве (1867) и новая волна славянофильства. Однако, эти яркие события истории разворачивались уже без участия Венелина, столь много сделавшего для их внутренней подготовки.

   О роли Венелина хорошо сказал И.И. Молнар, лучше других понимавший смысл личности и жизненного пути своего любимого брата: «Венелин принадлежал к тем, которые за честь Славянскую готовы на самопожертвования, – это есть необходимое следствие любви бескорыстной, убеждение святого… Он заговорил о Славянском мире, о некогда могущественном народе Болгарском, о Славянизме Руссов. Он заговорил или о тех предметах, о которых Запад ничего не знает, или говорил так, как не говорят на Западе. Этого было довольно, чтобы явились многие охотники затопать его в грязь, но сделать это не так легко, как думают некоторые: стремление к истине всегда находит одобрение, и рано или поздно, получает мзду свою» (20).

   После смерти Ю.И. Венелина почти никто из его знакомых не воспринимал наследие историка как классическое. Помимо двоюродного брата лишь Н.А. Бессонов занялся серьёзно его архивом, издал упомянутый сборник болгарских песен, написал статью «Некоторые черты путешествия Ю.И. Венелина в Болгарии» и составил обзорную статью, которая была помещена в виде предисловия ко второму изданию книги «Древние Болгаре» (1856). В этом пафосном очерке Бессонов дал свою оценку творчества выдающегося слависта. Помимо многих биографических деталей он подметил главное: исследования Венелина «разрывают узкие требования книги и кабинетной учёности, выводя нас на простор животрепещущей действительности» (21).

   Когда умер Иван Иванович Молнар, и бумаги Венелина были переданы в 1874 году Императорскому обществу истории и древностей Российских, то они сначала попали к Бодянскому, и только потом (1877) в библиотеку общества. После тщательной описи полученного архива, некоторых рукописей Венелина, упомянутых в приложении к изданию 1841 года, не оказалось на месте. Так, Е.И. Соколов, подробно описавший его бумаги, замечает, что среди них не оказалось упоминавшейся в одном из писем «Хроникон» Акрополита, переписанной историком во время работы в библиотеке Бухареста.

   Новые авторитеты славистики в Санкт-Петербурге и Москве, не знавшие Венелина лично и для коих он был лишь одним из деятелей прошлого, особенно не углублялись в его труды. А при их оценке они не подбирали тёплые выражения.

   Академик И.В. Ягич, автор хрестоматийной «Истории славянской филологии» (1910), в своём энциклопедическом обзоре разнёс нашего русина как какого-то школьника. Повторив известные факты из его биографии, он назвал Венелина «продуктом и даже жертвой романтического увлечения». Его «сумбурные взгляды» и труды, в которых хорват Ягич, вообще острый на язык, видел лишь авторское честолюбие и «любование опасной игрой в гипотезы», для науки якобы «оказались почти совсем ненужными, пропали бесследно» (22). Эти слова – явная клевета и какой-то зловещий приговор, а не объективная характеристика Венелина.

   Не удивительно, что после такой оценки наш автор надолго приобрёл в официальной славистике статус persona non grata. То тут, то там появлялись отдельные исследования о Венелине, специалисты описывали и комментировали его архив, была предпринята попытка осмыслить наследие мыслителя в Болгарии, но всеобщего признания и академического издания его сочинений так и не последовало.

   В советские годы, когда был уничтожен Институт Славяноведения, а его сотрудники – репрессированы по обвинению в «фашистском заговоре», труды славянофила в России не издавались и долго не обсуждались. Устойчивое внимание к наследию Венелина проявили только земляки с Западной Украины, такие как историк И.С.Свенцицкий из Львовского университета. В 1989 году, к столетию со дня смерти выдающегося карпатского русина, в Ужгороде был издан сборник «Венелiн Ю.I. i розвиток мiжслов'янських взаємозв'язкiв», и что ещё более важно, «Бiблiографiчний покажчик» объёмом 83 страницы. Вскоре там же была организована международная научная конференция «Ю.I. Гуца-Венелiн i слов'янський свiт», чьи материалы были изданы в 1992 году. Доброе имя нашего автора было снова поднято на должную высоту, и труды его – пусть даже в старых изданиях, – вновь стали предметом изучения и вдохновения.

   В условиях националистического подъёма на Украине в конце ХХ века у некоторых местных авторов возникло желание истолковать личность Венелина как «украинского исследователя». При этом в качестве главного аргумента упоминаются: его происхождение, фамилия и имя Георгий Гуца, полученные от родителей, а также годы юности, проведённые в Ужгороде и Львове. Это по-человечески понятное стремление нынешних украинцев увидеть в Венелине, прежде всего, своего земляка, не выдерживает научной критики. Однако отмахиваться от него нельзя, ибо за дискуссией о национальной принадлежности автора, стоит вопрос о происхождении и сущности Руси-Украины как таковой.

   Прежде всего, напомним, что малая родина Георгия Гуцы, как бы её не называли: Закарпатьем, Карпатской Русью или Угрией, с XI по XХ век, то есть почти тысячу лет (!), находилась под властью венгров. Юридически она входила в состав Венгрии, Австрийской Империи, буржуазной Чехословакии, и стала частью Украины (точнее УССР) только в 1945 году. Сам Венелин никогда не считал и не называл себя «украинцем». Он был «Карпато-Русъ по рождению», что засвидетельствовано во всех его биографиях. Русов Закарпатья наш историк считал частью единого Русского народа, разделённого волей истории на две большие части: Северную и Южную, или так называемых Великороссов и Малороссов. Сложившаяся за столетия разница в манере речи южан и северян привела не к возникновению нового языка, а формированию двух основных наречий, южного и северного. Не случайно, и сами украинцы называют свою родную речь «мовой», что значит молва, говор.

   В специальной работе «О споре между южанами и северянами насчёт их россизма» Ю.И. Венелин подробно и не без юмора разбирает нюансы этой актуальной по сей день полемики, где достаётся и «москалям», и «хохлам». Он доказывает, что попытка любой из сторон присвоить только себе исконное имя «Рус» или «Росс» исторически неоправдана, ибо оно по сути общее для обеих. Производные имена: Русин, Русак, Русьский, Русский, Россиянин восходят к одному и тому же корню. Россов, расселившихся на Восточно-Европейской равнине, стали называть «Москалями» на западе тогда, когда Москва (Moskovia) возвысилась над другими княжествами Всея Руси и стала проводить великодержавную политику. Примерно в это же время появляется имя «Украiна», чтобы обозначить им земли южных русов и казаков, попавших под власть польских и литовских шляхтичей. Сам Венелин везде пишет по-русски «Украйна», «украинские козаки», «Кiев» и даже «Мало-Россия», имея в виду часть единой Руси-России, а не две разные страны.

   Все без исключения авторские труды Ю.И. Венелина, его документы и письма написаны и опубликованы по-русски, разумеется, по современным ему правилам. Конспекты по-латыни и на прочих иностранных языках, это признак учёности, а не иной национальности. Украинская тематика у нашего Карпато-Росса присутствует наряду с другими славянскими темами, а не сама по себе. Она всегда рассматривается с антизападной точки зрения: Венелин критикует латинизированное «украинское правописание», с восторгом описывает войну православных казаков против поляков-католиков, превозносит гетмана Богдана Хмельницкого за то, что тот «повернул великую машину, действовавшую на Западе, к России, тем, что он покорился Алексею Михайловичу; это дало новое направление делам всего Славянского мира, и даже всей Европы».

   Одним словом, не может быть сомнения в том, что Юрий Иванович Венелин был русским человеком по духу, языку и убеждениям. Этот очевидный факт засвидетельствован с большим пафосом в прощальном некрологе Венелина, написанном его любимым братом: «Он пришёл к нам от наших Русских, западных братий, один, на чуждую для себя сторону, не как иноземец, ищущий хлеба, но как безкорыстный деятель на поприще русской науки; пришёл полный своей Славянской, родной жизни, и воспоминания о ней никогда его не оставляли». Он пришёл в Москву с пятью рублями в кармане, а оставил после себя бесценное наследство, «которым может истинно гордиться Русская народная история как в наше, так и во всякое время, пока будет существовать Русский народ и Русское народное чувство» (23).
 

   Первой ласточкой признания заслуг Ю.И. Венелина в России XXI века стала публикация его объёмного автографа «О происхождении славян вообще и россов в особенности». Он помещён с предисловием Ю.В. Колиненко в самом начале тематического сборника «Антинорманизм» (№156, Москва, 2003), которое издаёт возрождённое Русское историческое общество.

   К сожалению, некоторые современные авторы, не изучив вполне наследие Венелина, дают наряду с отдельными положительными оценками, общее отрицательное заключение: «Для исторической науки 40-х годов XIX века история словенцев Венелина не являлась шагом вперёд. Но она знакомила русского читателя со словенцами, с их географией, литературой, современным положением. И в этом было её положительное значение» (24), – пишет сотрудник Института славяноведения и балканистики И.В. Чуркина.

   Это неправда. Первое издание книги «Древние Словене» не ограничивалось переложением обще доступных энциклопедических фактов. Оно содержало много нового, как с научной, так и политической точки зрения, по сравнению с предыдущим книгами на ту же тему. Хотя бы потому, что давало смысловое сравнение двух полюсов славянского мира – западного и восточного. Первое русское исследование о Словении, где было точно предсказано даже название будущей страны, знакомило наших соотечественников отнюдь не только с банальными фактами. Оно предлагало качественно иное видение древности как родных истоков, где славянский мир был органичным целым, независимым от римлян, германцев и византийцев.

   Гораздо ближе к истине характеристика Ю.В. Колиненко, ставящего Венелина в один ряд с такими современными ему идеологами славянофильства, как Шафарик, Ганка, Караджич, и заявляющего о существовании ряда последователей нашего русина. «Несмотря на короткую жизнь (всего 37 лет) его концепции настолько были важны и пришлись вовремя (да и написаны были с редким критическим чувством), что можно говорить о целой школе его учеников, школе Ю.И. Венелина – к которой принадлежали М. Морошкин, Н.В. Савельев-Ростиславич, А.Ф. Вельтман» (25).

   К этому списку мы можем добавить Константина и Ивана Аксаковых, А.С. Хомякова, И.М. Бодянского, Н.А. Бессонова, упомянутых деятелей болгарского возрождения, ибо последователи не обязаны повторять слово в слово воспринятый ими опыт. В конечном счёте более важен общий дух, общее направление мысли и дела.

   Как выиграла бы историческая наука, если бы она поменьше внимания обращала на частные дискуссии, с выяснением личных, религиозных и политических амбиций, а больше занималась объективным изучением наследия предшественников. Тогда бы ни пришлось через десятки и даже сотни лет, снова «открывать велосипед».

   Возьмём для примера венедскую проблему, ключевую для понимания этногенеза западных славян, которая не раз будоражила умы российских учёных. Северным венедам уже после Ю. Венелина посвятил свою замечательную публикацию (1854-1855) А. Гильфердинг, также скончавшийся в молодом возрасте. Его почти забытая книга «История балтийских славян», была переиздана лишь десять лет назад, да и то, неполностью, репринтом плохого качества и небольшим тиражом. Подробный словарь славянских урочищ на территории Европы под названием «Славянский мир» (1885), опубликовал в Варшаве А.Ф. Риттих, обрусевший немец. На основе этого справочника давно надо было бы сделать наглядную карту, но он тоже был всеми забыт более, чем на сто лет, пока случайно не попал в современную антологию «Русская расовая теория до 1917 года» (М., 2002). Особое место «запутанному и трудному вопросу» славянского этногенеза уделил П. Милюков в первом томе своих «Очерков по истории русской культуры» (1896), позже переиздававшихся в парижской эмиграции и лишь совсем недавно напечатанных в постсоветской России.

   В советское время внимание к венедам резко уменьшилось даже у арехеологов-славистов. Их лишь мимоходом упоминали такие специалисты, как Б.А Рыбаков, В.В. Седов, А.Г. Кузьмин со ссылками на античных и средневековых авторов. А когда интерес к этногенезу славяно-русов снова начал пробуждаться, Г.Г. Литаврин и Л.А. Гиндин, потратили немало усилий для доказательства того, что «идентификация славян с частью венетов у Иордана, хотя и прочно вошла в научный оборот, не имеет ничего общего с реальной историей» (26). В этом же, критическом ключе написан очерк А.М. Иванова «История венетов».

   Реальная история! Образ прошлого, настоящего и будущего мира, – вот за что всегда велась борьба. На западе она принимала не менее острые формы, чем в России. Полемика между польской и немецкой школой археологии в лице Ю. Костржевского и Б. фон Рихтхофена, дискуссия среди антропологов, начатая шведом А. Ретциусом, немецкая пропаганда концепции «индогерманской расы» археолога Г. Коссины, критика южнославянских теорий со стороны чеха Л. Нидерле, борьба с идеологией «иллиризма» со стороны словенцев, желавших независимости от Югославии. Эти и другие споры на исторические, этнические, расовые темы отражали интересы различных наций и политических сил.

   В этом сложном идеологическом контексте в 1988 году появился совместный труд «Венеты: наши далёкие предки» трёх словенских авторов, М. Бора, Й. Шавли и И.Томажича, который был переведён на основные европейские языки и вызвал международную дискуссию. Авторы подробно, каждый со своей точки зрения, развивали ту линию, которую чётко обозначил в книге «Древние словене» Ю. Венелин, хотя они даже не подозревали о её существовании. В Словении и до упомянутой троицы были учёные, углублявшиеся в славянские древности: Д. Жункович, Л. Вербовчек, Д. Терстеняк, Б. Графенауэр, Ф. Кос, чьё наследие, наряду с западным, было актуализировано, а вот русские авторы остались за пределами должного внимания.

   Встреча двух школ, словенской и русской, состоялась в Любляне в 2001 году на международной конференции «Венеты в этногенезе жителей центральной Европы», куда автор этих строк помимо доклада привёз свою книгу «Венеты: предки славян» (М., 2000). Она была написана по инициативе Ю. Ругела, главы общества «Др.Франц Прешерн», переведена на словенский язык М. Смолеем, и издана сразу на двух языках. Цель её состояла в развёрнутом анализе трудов М. Бора, Й. Шавли и И. Томажича, с одной стороны, и обзоре русской библиографии по избранной теме, с другой стороны.

   Продолжением просветительской работы в данном направлении стало московское издание в 2003 году книги Й. Шавли «Венеты: наши давние предки» (М.2003), также опубликованной обществом «Др. Франц Прешерн». Она по своему замыслу и структуре наиболее близка к труду Венелина. Д-ра Шавли вдохновила борьба с антиславянской школой археологии и доведённой до абсурда теорией «переселения народов». Он делает аналогичный обзор «римских провинций» на севере, концентрируя своё внимание на Норике и Карантании. У него тоже рассказывается о древней словенской системе родовых общин, народных обычаях, мифологии, письменах. Конечно, за полтора столетия наука шагнула далеко вперёд, и Шавли располагал гораздо более точным материалом. Этот урождённый словенец большую часть жизни провёл в Горице, итальянской части Словении, откуда рукой подать до исконных земель венедов, с их музеями, библиотеками и книжными магазинами.

   Итак, затоптать доброе имя Венелина в грязь не удалось. Благодаря близким друзьям, последователям и объективным исследователям оно и поныне звучит благородно и свято, а дело Венелина, несмотря на все допущенные им ошибки, живёт и развивается.
 

О нашем издании

   Первое за минувшие 160 лет переиздание книги Ю.И. Венелина «Древние и нынешние Словене» выполнено репринтом. Основной авторский текст скопирован нами с издания 1841 года, подготовленного к печати И.И. Молнаром, то есть более полной версии, расширенной, начиняя со страницы 241. Портрет автора работы художника Дрегера (подпись неразборчива) и карта Словении взяты оттуда же. Конечно, можно было бы набрать авторский текст современным шрифтом, исправив заодно устаревший синтаксис и старые опечатки (их список прилагается). Но этим мы, во-первых, лишили бы истинных славянофилов удовольствия читать оригинал, вполне доступный для понимания, а, во-вторых, рисковали бы наделать новые опечатки, особенно в греческих и латинских цитатах.

   Биографические сведения почерпнуты из предыдущих исследований о жизни и творчестве Ю.И. Венелина, среди которых мы ещё раз выделим биографию И.И. Молнера (1846), описание архива историка Е.И. Соколовым (1898) и сборник по итогам международной конференции «Ю.I. Гуца-Венелiн i слов'янський свiт» в Ужгороде (1992). Прочее написано на основе анализа самих сочинений Венелина, взятых в фондах библиотек России, Украины и Словении.

   Парадоксально, что в Любляне не оказалось ни одного (!) экземпляра книги «Древние Словене». Проверив через каталоги и компьютер все фонды, библиотекарь центрального книгохранилища столицы нашёл другие его труды, а когда я заказал в читальный зал «Древние Болгаре», книга оказалось неразрезанной. За полтора столетия в Словении не нашлось ни одного читателя этой знаменитой книги Венелина. И.В. Чуркина выдвинула гипотезу, что как минимум один экземпляр «Древних Словен» мог попасть в эту страну через И. Срезневского, который переслал некое сочинение Венелина своему знакомому словенцу Ф.Миклошечу, будущему автору первой сравнительной грамматики славянских языков, избранному иностранным членом-корреспондентом Санкт-Петербургской Академии Наук. Но почему словенцы сами не поинтересовались судьбой такой яркой личности, к тому же, имевшей перед их страной большие заслуги?

   В ходе творческой работы мне была оказана поддержка некоторыми людьми, имена которых я позволю себе назвать. Первым меня «навёл на след» академик А.Г. Кифишин, указавший, что во втором томе «Древних Болгар» (Sic!) Ю. Венелина имеется ценная выписка из «Ономастикона» XVIII века со списком божеств древних славян. То есть, прежде всего, мне следует благодарить Родных Богов. Вторым человеком, настоявшим на моём исследовании прочих трудов Венелина, был А. Волков (Богуслав). Он помог мне также копировать авторские книги и сканировать тексты. Милан Смолей, проживающий в Финляндии, не только перевёл мою книгу «Венеты: наши давние предки» на словенский язык, но поддержал меня в тяжёлое время и организовал творческую поездку в прекрасную Словению. Г.С. Лозко (Зореслава) из Киева прислала мне копию современного художественного портрета автора, оказала духовную и личную поддержку.

   В Словении мой замысел переиздать книгу «Древние Словене» поддержал директор Национальной и университетской библиотеки г. Любляны г-н Ленарт Шетинц (Lenart Setinc), выразивший при личной беседе готовность приобрести определённое количество книг для обменного фонда библиотеки. Эта встреча придала мне дополнительные силы после трёх неудачных попыток найти поддержку у руководителей Всемирного Словенского Конгресса.

   Никакого интереса Ю.И. Венелин не вызвал у членов Оргкомитета международной конференции «Древние жители Европы» (Кобарид, 2003), где я принимал участие, ибо никто из них не читает и не понимает по-русски. Вместо того, чтобы хотя бы из вежливости высказать уважение к автору первой русской книги об истории Словении, председатель Оргкомитета мне коротко ответил: «Forget about it». И дело тут не в личной обиде, а в уровне понимания международных проблем. Для многих европейцев славянского происхождения, чьи страны нынче вступают в прозападный, проамериканский военно-политический блок НАТО, русские источники не являются авторитетными. Наш язык для них – непрестижный, а письмо непонятно. Хорваты и сербы переходят на латиницу, а болгары и поляки общаются друг с другом по-английски.

   В связи с этим особую благодарность я хочу выразить Юсту Ругелу, который сразу понял значение личности Ю.И. Венелина и его книг. Общество «Франц Прешерн», возглавляемое г-ном Ругелом, делает всё возможное для взаимопонимания и сближения Словении и России. Оно издало целую серию книг, посвящённую культуре славян и их современным проблемам: «Словенско-русский альманах», «Венеты: наши давние предки» Йожко Шавли, сборник «Сигизмунд Герберштейн: воин, государственный деятель и миротворец», «Словения в веках» А.Ленарчича, «Пушкинское подмосковье» С.Белова и А. Буторова. Поэтому вполне закономерно, что «Древние словене» выходят под покровительством этого замечательного общества.

   Для меня, как автора предисловия и ответственного редактора нового издания данной книги, также большая честь и радость внести свою лепту в благородное дело возвращения наследия Юрия Иванович Венелина. Таким, какое оно есть. Без назиданий и упрёков. Умный читатель обязательно найдёт, чему поучиться у такого талантливого предшественника, даже если найдёт у него ошибки и неточности: исследователи древностей – редкие и забытые факты, педагоги – историю античного мира и ценные философские размышления, студенты – вдохновляющий пример для подражания, а все вместе мы – живую картину родной старины. Ведь Словене – это наши предки, это – мы сами в исторической ретроспективе.

Павел Тулаев
 

   (1) Молнар И.И. Черты из частной и учёной жизни Юрия Ивановича Венелина.// Венелин Ю.И. Историко-критические изыскания, т.2, Москва, 1841, с. X.
   (2) Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10-ти томах, М., 1976, т.6, с.63
   (3) Венелин Ю.И. Историко-критические изыскания, т.2, Москва, 1841, с. I (предисловие М.Погодина).
   (4) Венелин Ю.И. Древние и нынешние Болгаре, издание 2-е, М., 1856, с.X (предисловие П.Бессонова).
   (5) Венелин Ю.И. Древние и нынешние Болгаре, М., 1829, с.229
   (6) Молнар И.И. Черты из частной и учёной жизни Юрия Ивановича Венелина.// Венелин Ю.И. Историко-критические изыскания, т.2, Москва, 1841, с. XXIV.
   (7) Там же, с. LXXI
   (8) Венелин Ю.И. Историко-критические изыскания, т.II, Москва, 1841, с. 241.
   (9) Молнар И.И. Черты из частной и учёной жизни Юрия Ивановича Венелина.// Венелин Ю.И. Историко-критические изыскания, т.2, Москва, 1841, с. XXVIII.
   (10) Венелин Ю.И. Древние и нынешние Словене, Москва, 1841, с.2
   (11) Там же.
   (12) Linhart Anton. Versuch einer Geschichte von Krain und der urbiger sudlichen Slaven Oesterreichs, Laibach, 1788-1791.
   (13) Венелин Ю.И. Древние и нынешние Словене, Москва, 1841, с. 225, 229, 254-255.
   (14) Там же, 178, 203, 223, 242, 244
   (15) Молнар И.И. Черты из частной и учёной жизни Юрия Ивановича Венелина.// Венелин Ю.И. Историко-критические изыскания, т.2, Москва, 1841, с. XLIV
   (16) Соколов Е.И. Бумаги Ю.И.Венелина, хранящиеся в библиотеке Императорского общества истории и древностей Российских», Москва, 1899.
   (17) Молнар И.И. Черты из частной и учёной жизни Юрия Ивановича Венелина.// Венелин Ю.И. Историко-критические изыскания, т.2, Москва, 1841, с. LXXVI
   (18) Барсуков Н. Жизнь и труды М.П.Погодина, кн.2, СПБ, 1889, с.378
   (19) Словенско-русский альманах, Москва, 2001, с. 207
   (20) Молнар И.И. Черты из частной и учёной жизни Юрия Ивановича Венелина.// Венелин Ю.И. Историко-критические изыскания, т.2, Москва, 1841, с. XLV
   (21) Венелин Ю.И. Древние и нынешние Болгаре, издание 2-е, М., 1856, с.XXV (предисловие П.Бессонова).
   (22) Ягич И.В. История славянской филологии, М., «Индрик», 2003 (репринт с издания 1910), с.450
   (23) Молнар И.И. Черты из частной и учёной жизни Юрия Ивановича Венелина.// Венелин Ю.И. Историко-критические изыскания, т.2, Москва, 1841, с. LXXIV, LXXIX.
   (24) Ю.I.Гуца-Венелiн i слов'янський свiт», Ужгород, 1992, с.
   (25) Колиненко Ю.В. К публикации рукописи Ю.И.Венелина «О происхождении славян» // Сборник Русского исторического общества, т.8 (156) «Антинорманизм», М., 2003, с. 20
   (26) Свод древнейших письменных известий о славянах. Составители: Л.А.Гиндин, С.А.Иванов, Г.Г.Литаврин, т.1, М., 1994, с. 31-35, 55-62, 76, 132-133.

COPYRIGHT ATENEY 2001-2005